– Господин есть русский гей… гомосексуар-р? Газета, которую мы имеем быть представрять, очень интересует свежий материар-р из жизни уважаемых сибирских гей…
– Господин – член общества «Руки прочь от Курильских островов», – сказал Данил по-английски.
Японец, никаких сомнений, английский знал – моментально заткнулся с шокированным видом, отвернулся, насколько возможно. Данил ухмыльнулся, допил рябиновую, поковырял вилкой в салате, вылавливая самый аппетитный кусочек ветчины.
Интересовавшая его парочка уже поднималась из-за стола. Данил спокойно ждал. Его ребята были проинструктированы, и Рамоне моментально подставится сейчас в качестве частного извозчика Юрик на синем «Москвиче». А если кто и опередит, не беда, тут же поведут. Поэтому он преспокойно дожевал салат, доел мясо в горшочке и поднялся из-за стола, бросив японцам:
– Саенара, самураи… Привет уважаемым японским геям…
Сунул на ходу купюру в кармашек бисексуальной официантке. Японец что-то зло прошипел вслед. Данил вышел из прокуренного зала, добрел до «Волги» и облокотился на крышу.
– Юрик их подхватил, – сказал Степаша.
– Блеск, – сказал Данил. – Вызывай «четыре звездочки»…
…Машину он остановил на углу, медленно отъехал задним ходом к гаражам. Там уже сидел в «Жигулях» с сержантом за рулем мистер «четыре звездочки», он же капитан Мазуркевич из районного, неплохой помощник в делах вроде предстоящего – когда формально нападающая сторона совершенно права и законопослушна, но непременно требуется толика содействия со стороны «прикормленного погона»…
Данил вылез и поздоровался с капитаном за руку вполне уважительно – только в плохих фильмах о «прикормленного погона» беззастенчиво вытирают ноги и сплевывают ему задания через губу. Пока обе стороны выполняют обязательства, царят идиллия и душевное согласие…
– Взял? – спросил Данил.
Капитан кивнул.
Вовсе не обязательно совать пачки денег в упаковке. По крайней мере, не всегда. «Форточника» капитану на днях сдали самого настоящего, а череда краж в довольно обеспеченном микрорайоне общественность взволновала не на шутку – равным образом раздосадовав кое-кого из авторитетных людей, потому что «форточник» был чужой, залетный, процентом не делился и местных обычаев не признавал. А теперь все довольны: капитану Мазуркевичу – уважение от начальства, Данилу – содействие от капитана, авторитетам, и общественности – покой. Называется – политика…
– Как там? – спросил капитан. – Мы только что подъехали…
– Порядок, – сказал Данил. – Вступление в интимную связь с лицом, не достигшим половой зрелости, как по писаному. Лицо, на мой взгляд, вполне созрело для чего угодно, да закон суров, а прокуроры строги и грубы… У меня в машине сидит подружка бедной девочки, злодейски совращенной и увлеченной в обитель порока. До сих пор прийти в себя не может от столь неприличного зрелища, любые бумаги подпишет, тут все железно…
– Пошли?
– Рано. Перекурим с четверть часика, – сказал Данил. – Сначала пойдет музычка-винишко, трали-вали… Пусть разнежатся. Да и разведка еще не вернулась… вон он катит.
К ним подошел Боря-Ключик, пасший Рамону в подъезде, доложил:
– Дверь одна. Деревянная, укрепленная, но замки – лажа. На этакие найдем управу…
– А вот этого я не слышал, – хмыкнул Мазуркевич.
– Ну конечно, – сказал Данил. – Она ж, лесбиюшка долбаная, от возбуждения дверь изнутри запереть забыла, вот мы и вошли. А если цепочка… Пусть потом доказывает, что цепочка во время нашего визита лопнула, мы-то будем клясться, что так и булы…
Через четверть часа двинулись к подъезду. На цыпочках достигли третьего этажа. Данил приложил ухо к двери – вроде бы музыка. Кивнул Боре. Тот извлек пучок отмычек, выбрал две, молниеносно отпер замки и отпрыгнул в сторону – а остальные четверо, рванув на себя дверь, оказавшуюся без цепочки, кинулись внутрь, что твои леопарды. В прихожей моментально стало тесно – а потом тесно стало в комнате, где шторы были задернуты плотно, магнитофон журчал приятной музычкой, помигивая встроенными в динамики разноцветными лампочками, и под простыней на широкой тахте имело место пикантное шевеление.
Тут же прекратившееся, впрочем, из-под простыни вынырнула черноволосая растрепанная голова. Рамона хотела было заорать, сразу видно – но натолкнулась распаленным взором на капитана Мазуркевича, возвышавшегося с видом гордым и непреклонным, и поигрывавшего дубинкой сержанта. Данил со Степашей скромно стояли в сторонке, с ханжескими физиономиями воспитанных на старозаветный манер людей, оказавшихся здесь чисто случайно.
Рамона выглядела так, как и должен выглядеть человек, застигнутый в подобной ситуации сразу четырьмя мужиками, половину из которых составляют обмундированные менты. На ее лице последовательно сменяли друг друга удивление, испуг, злость и прочие разнообразнейшие эмоции. По косому взгляду Данил понял, что она знает его в лицо.
Из-под простыни показалась белокурая соплюшка – эта выглядела не в пример испуганнее.
– Так-так-так… – вклинился по собственной инициативе сержант. – А еще в газетах пишете…
– Вот именно, – сказал капитан Мазуркевич сулившим самые скорые неприятности тоном. – Гражданка Демина? Вставайте, гражданка, одевайтесь, будем писать бумажки, снимать показания, делом заниматься…
Соплюшка, пискнув, укрылась с головой.
– А вы тоже вылезайте, гражданочка, – нажимал капитан. – И тоже одевайтесь, отвернемся ради такого случая, а потом расскажете нам, как докатились до жизни такой, и знает ли мама с папой, что вы себе позволяете… – Он огляделся, отодвинул к краю стола бутылки с тарелками, отвернул скатерть и принялся выкладывать на стол пустые бланки. – И не стыдно вам, гражданочка, заниматься таким непотребством?